Семя христианства
13 мая 2013 года исполняется 12 лет с того дня, как в северокавказском городе Тырныаузе, в день памяти святителя Игнатия, епископа Кавказского, принял мученическую смерть священник Игорь Розин.
Кроме как через Тырныауз, к подножию Эльбруса не проехать. На выезде из города дорога решительно забирает вверх, пока не достигнет Терскола. Там и заканчивается: выше – только по «канатке» или своим ходом.
Впрочем, есть еще один путь – с севера, из Кисловодска, по горной дороге. Так и ходили упрямые альпинисты, когда дорога через Тырныауз почти целый год была закрыта: с февраля по ноябрь 2011 года, пока здесь действовал КТО, – режим контртеррористической операции. Его и сегодня часто объявляют, но ненадолго – день-два, и в новостях показывают сюжет: нашли схрон со взрывчаткой или взяли штурмом квартиру, в которой засели боевики. Вдали от Тырныауза на эти новости мало кто обращает внимание – сейчас по телевизору показывают слишком много новостей. Другое дело, когда живешь здесь. Въезжающих в город встречает блокпост. Опершись локтем на приклад висящего на груди автомата, у БТРа курит военный в бронежилете. Его лицо закрыто черной маской. Рядом другие автоматчики проверяют припаркованные у обочины «Жигули».
Вдалеке виднеются пустоглазые остовы зданий – это и есть некогда знаменитый на весь Советский Союз Тырныаузский горно-обогатительный комбинат.В начале 30-х здесь нашли вольфрамово-молибденовую руду – тогда и построили город, но с начала 90-х комбинат стал угасать, потом и вовсе закрылся, и некогда процветающий город-сад погрузился в бедность и хаос запустения. Но что не отнять у этого места, так это красоты Божьего мира, проступающей сквозь искаженные черты современности.
Необычный, чуть сияющий воздух придает пейзажу некую ирреальность, – может быть, это вообще свойство гор, а может быть, этого места. Бархатные бока гор, рубленые скалы, седая вершина Тотура, сверху вниз смотрящего на Тырныауз, орлы, качающие крыльями в воздушных потоках, – здесь красиво так, словно ты оказался в одной из сказочных стран, о которых читал в детстве.
Справа на склоне горы виднеется городское кладбище. Над одной из могил – высокая, увенчанная крестом литая сень. Ее установили недавно, пару лет назад – как и черный мраморный крест, который обнимает теперь куст калины. До этого могила иерея Игоря Розина выглядела почти как все остальные, – с той разницей, что за ее оградой, как тогда, так и сегодня, часто можно увидеть молящихся людей.
Несмотря на то, что добраться в Тырныауз непросто, да и не всегда безопасно, к могилке отца Игоря все время приезжают люди, – с Кавказа, из Москвы, из Петербурга. Мы въезжаем в город. Извилистая дорога, пробравшись через новый район, наконец, становится прямым, как стрела, проспектом.
В советские годы он назывался, как и сегодня – Эльбрусский. По нему не раз уезжал в горы спасатель и альпинист, командир противолавинного отряда Игорь Розин. Тем же путем спешил из Терскола на службы и иерей Игорь. Его рукоположили в 1999-м, отдав под храм единственный сохранившийся дом постройки 1937-го года. «Как-то я встретил его – долго перед этим не виделись. Он спросил, могу ли я отреставрировать ему старинную Библию. Я удивился», – рассказывает Дмитрий, сосед семьи Розиных по Терсколу и коллега по Высокогорному институту. «А он и говорит: я стал священником. – Где?! – В Тырныаузе. Отдали самое грязное место в городе». Так и сказал – самое грязное? «Так и сказал. На самом деле грязное – бактериологическая лаборатория. Грязнее быть ничего не может: все болезни туда приносили. А он и говорит: отмолим это самое грязное место – ничего невозможного нет».
Я думаю все-таки, что он сказал немножечко по-другому: все возможно верующему.
И они отмыли и отмолили. Отремонтировали – ни окон не было, ни дверей, ни полов, – всей общиной. Есть фотография, на которой первый настоятель первого в истории Тырныауза храма, отец Игорь Розин запечатлен вместе с благочинным, отцом Леонидом и его дочкой.
За их спинами – обледенелое металлическое крыльцо, выкрашенное голубой краской, такого же цвета косенькая дверь со сваренным из тонких труб самодельным крестом, серая облупленная стена. «Храм» – очень крупно и торжествующе написано на табличке. Отец Игорь едва улыбается в усы. «Тырныауз, «кафедральный собор» отца Игоря», – гласит надпись на фото.
Не так много осталось от него фотографий, но если разложить их в хронологическом порядке, станет очевидной та разительная перемена, что произошла с человеком к концу его сорокапятилетней жизни. Впрочем, «разительная перемена» – из другого, мирского словаря её первой, дохристианской половины.
Ко второй, коротенькой, но такой прекрасной, подойдет совсем другое слово – Преображение.
Всю свою недолгую священническую жизнь, – менее двух лет, – он в этом храме и прослужил. «Духовно ему было очень тяжело, потому что это было ненамоленное, неосвященное место. Это была область бесов», – говорит иеромонах Игорь (Васильев), в те времена – алтарник отца Игоря Розина, через двадцать дней после смерти своего духовного отца сменивший его на посту (тут по-другому и не скажешь) настоятеля Георгиевского храма. Он показывает мне видео – интервью отца Игоря (Розина) местному телевидению.
Стоя у скромного иконостаса своего маленького храма, где через неделю после этой съемки он примет мученическую смерть, отец Игорь рассказывает о давнем христианском прошлом своего края.
«По историческим сведениям местные жители – балкарцы – до насильственного водворения ислама были христианами», – непривычный давать интервью, он как-то по-детски степенно произносит каждое слово.
Вспоминает важное и весь озаряется: «Здесь, кстати, – где-то на этом месте, где сейчас наш храм, – находился храм Феодора. У нас есть два святых Феодора, – Стратилат и Тирон. Вот в честь какого Феодора был освящен тот храм, я не знаю, но то, что есть достоверные исторические свидетельства – это так: здесь был православный храм византийской постройки, и старики – глубокие старики, – помнят его развалины до того, как был построен город. Из поколения в поколение передавалось, что это был христианский храм».
Когда и кто выстроил и освятил на этой земле храм в честь великомученика Феодора, неизвестно и не так уж важно. Главное тут другое – знаки Промысла Божия: над Тырныаузом возвышается гора Тотур, чье название – искаженное греческое имя Феодор. Христос словно оставил нам записку – прямо на вершине Тотура, и страшно и радостно её читать. На экране монитора – Христов воин последних времен, засвидетельствовавший свою верность и любовь ко Господу своей кровью, пролитой у подножия этих гор на заре третьего тысячелетия.
Странно теперь ловить его взгляд, когда он изредка смотрит в камеру – еще просто человеческий, в котором, впрочем, видишь гораздо большее, чем в обычном человеческом взгляде.
В крошечном храме немножко сумрачно, – или «врёт по цвету» старая «бетакамовская» пленка, или день и впрямь выдался непогожий. А за стенами набирает воздуха в легкие невидимая весна: дома распахнули окна и дышат, чеканит где-то по асфальту звонкий мяч, и жизнь кажется такой удобной и уютной, как домашняя одежда, давно принявшая форму тела. Многие прихожане теперь вспоминают, что в последние месяцы на проповедях он всё время говорил о смерти и Царствии Небесном. «Я ещё невоцерковленная была, в храм ходила мало, – не понимала этого. Думала: Царствие Небесное – это где-то далеко, умирать не собираюсь… Здесь дети, муж … Есть материальные недостатки, – с этим бы разобраться… А вот прошло время, и теперь да, я думаю о Царствии Небесном». Это – народ Божий, Валентина, та самая, которой Господь судил быть в храме в момент убийства отца Игоря.
Он знал о том, что случится, как минимум за неделю. Человек, убивший его в день памяти святителя Игнатия (Брянчанинова), епископа Кавказского, чьи слова о смерти отец Игорь цитировал едва ли не во всех своих последних проповедях, впервые пришел в храм 6 мая. Был престольный праздник – день памяти святого Георгия Победоносца. Отец Игорь не стал говорить с пришедшим в переполненном праздничном храме – попросил прийти через неделю. Знал ли он, что его убьют? Конечно, знал – и скорбел смертельно. Просветлел, когда служил Литургию – после причастия. Служба закончилась. Решительно отправив домой алтарника, обычно сопровождавшего его на требах, и отпустив всех, отец Игорь поехал причащать болящую прихожанку.
Валентина рассказывает о том, как все случилось. «Я осталась одна и начала прибираться в храме. И вот уж собралась было уходить, как к двери подошел какой-то парень и спросил священника. Я сказала, что батюшка ушел, и поинтересовалась, откуда он. Он ответил, что из Нальчика и хочет побыть на службе.
К нам часто заходили балкарцы, чтобы поговорить с батюшкой, и поэтому это меня не удивило». Вскоре вернулся отец Игорь. Зашел в алтарь, чтобы поставить на престол дарохранительницу со Святыми Дарами. Когда выходил, на пороге алтаря его встретил убийца. Валентина слышала, как отец Игорь провел его в пономарку – комнату, прилегающую к алтарю, – как сказал «садись». Прошло немного времени, и раздался шум. Она подняла голову и увидела в открытую дверь, как падает отец Игорь, а тот человек стоит над ним с ножом. Так же, как новомученики Оптинские – о.Василий, о. Трофим и о. Ферапонт, – и так же, как когда-то преподобный Серафим, отец Игорь, будучи человеком большой физической силы – шутка ли, спасатель, мастер спорта по альпинизму, бравший сложнейшие вершины, на себе поднимавший из трещин людей, – он не сопротивлялся. Это было сознательным страданием за Христа – пришедший убивал отца Игоря именно как священника.
«Это было непонятно. Это было невозможно. Я закричала – «батюшка!» – и побежала к ним через храм. Стала открывать дверь. Этот человек нагибался к батюшке, а я никак не могла понять, что он пришел его убить. Я толкала его дверью и говорила: «Что тебе от батюшки надо, оставь батюшку в покое! Уходи!» Он опять нагибался, я опять толкала на него дверь, он оборачивался ко мне с ножом, но у меня в руках ничего не было, я не могла ничем помочь батюшке. Он при мне два раза, видимо, ударил его ножом. Я стала ужасно кричать. Он переступил через батюшку, который лежал, – правая рука его была поднята, он хотел перекреститься, и он не сопротивлялся. Я слышала, как он сказал: В руце Твои, Господи, предаю душу мою».
Дальнейшее она помнит смутно – как убийца убежал («он бежал, как бес» – говорит Валентина, и почему-то я понимаю, о чем она), как она кому-то звонила. Позвонила и алтарнику Андрею. Когда Андрей прибежал, душа только-только отошла.
Сегодня бывший алтарник, по-прежнему несущий здесь служение, снова вспоминает тот день. Когда иеромонах Игорь говорит об этом, его голос становится совсем тихим.
«И, конечно же, запах, – я, наверное, никогда не забуду запах его крови. Мученической крови. Особый какой-то запах… Потому что крови много было пролито. … Полы неровные… Купель у нас стояла – она и сейчас стоит, только в другом месте, – и вот почти вся кровь затекла под крещальную купель».
Тогда, двенадцать лет назад, митрополит Ставропольский и Владикавказский Гедеон (Докукин) благословил алтарника Андрея принять постриг и священнический сан с тем, чтобы сменить отца Игоря Розина на месте его служения. Андрея постригли в честь святого благоверного князя Игоря Черниговского. «Одного отца Игоря убили – вот вам другой отец Игорь», – сказал тогда владыка.
С тех пор минуло двенадцать лет. Община решила не уходить с этого места, где пролилась кровь нового свидетеля Истины. Убогий храм был перестроен. И сегодня здесь милостью Божией живет и совершает свое служение малое стадо.
«Христос Воскресе! Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Семь лет исполнилось сегодня со дня трагической смерти отца Игоря. Это храм на крови. Тут много красного. Господь сказал: Меня изгнали, и вас изженут. На Тайной Вечери сказал об Иуде – сатана вошел в него. Кто убил отца Игоря? Сам сатана. Он противник, – противник Христа, противник веры. Противник правды», – отец Лев долго молчит, смотрит куда-то в сторону, и когда поворачивается, видно, что он плачет. «Но кровь мучеников – семя Церкви. Здесь, на пустом месте, отец Игорь начал свое служение, и оно было успешно, а потому завистник рода человеческого не стерпел и решил уничтожить его. Чтобы заглохло здесь пение христианское, проповедь Евангельская… На этом месте воздвигли прекрасный храм. Повторю изречение Тертуллиана: кровь мучеников, – это семя христианства».
Источник
Глава VII. Тричисленные новомученики
Semen est sanguis christianorum – кровь христиан есть семя (лат.). Тертуллиан
«Кровь мучеников – семя Церкви». Этот парафраз известных слов Тертуллиана как нельзя точно отражает историю христианской Церкви. От времен апостолов до наших дней мученичество ради Христа есть созидание Церкви Божией, потому что мученичество есть продолжение апостольского служения миру.
В Пасхальное утро 5/18 апреля 1993 года в Оптиной пустыни рукой сатаниста были убиты трое насельников: преподобномученики иеромонах Василий, инок Ферапонт и инок Трофим.
«Это не есть акт, связанный с какими-то личными счетами, с какой-то национальной враждой или политическими мотивами, как это сейчас пытаются представить или объяснить. Здесь все гораздо глубже. Здесь речь идет именно о духовной войне и о духовной брани, когда в первую очередь убираются те люди, которые оказывают наибольшую помощь, те люди, которые наиболее ценны для Церкви, для Православия, для народа Божия. Это – не брань с конкретными личностями, а здесь – война, война, которая началась уже при самом сотворении мира – война между Богом и дьяволом. Как сказал Господь после грехопадения человека, что семя жены сотрет главу змия: оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту [ Быт. 3, 15 ].
И вот сегодня мы были свидетелями, как дьявол ужалил в пяту – ужалил в пяту Церковь, но через это будет стерта его глава, потому что мы потеряли людей, а приобрели Ангелов на небе. Мы потеряли монахов, потеряли священнослужителей, но мы приобрели на небе новомучеников. Их кровь явится для каждого из нас примером и назиданием, и их молитвы будут покрывать наш народ, нашу Церковь, будут покрывать весь народ Божий, который стремится к чистоте жизни и к святости».
Игумен Мелхиседек (Артюхин) 5/18 апреля 1993 // Телепередача «Русскiй мiр», 1-й канал TV
Кровь мучеников – семя Церкви
Из выступления игумена Мелхиседека (Артюхина) на пресс-конференции, состоявшейся в Московском Свято-Даниловом монастыре 85 15/28 апреля 1993
В день Святой Пасхи 1993 года мы стали свидетелями чрезвычайного, потрясшего душу каждого из нас события. Рукой убийцы были оборваны совершенно невинные святые монашеские жизни.
Пасха в Оптиной пустыни началась, как обычно, с пасхальной полунощницы, затем был крестный ход в Иоанно-Предтеченский скит, который находится в трехстах метрах от монастыря. После крестного хода началась пасхальная заутреня, затем литургия. Служба закончилась в 5 часов 10 минут утра. Вся братия пошла, как это полагается по уставу Церкви, разговляться в трапезную. На колокольне звонили в это время три инока: Ферапонт, Трофим и Лаврентий. После непродолжительного звона они вернулись в трапезную. А после трапезы, приблизительно около 6 часов утра, иноки Ферапонт и Трофим вновь пошли на звонницу совершать пасхальный звон, возвещая радость всем людям о Христе воскресшем.
Буквально через 10 минут в келлию наместника прибежали встревоженные люди, они сообщили, что с нашими братиями случилось нечто страшное. Мы все выбежали на улицу. Там увидели следующую картину: двое иноков лежат на помосте колокольни, а отец Василий – на земле. Понять ничего невозможно: то ли это сердечный приступ, то ли случайно они упали и разбились. Кругом стон, слезы… Когда увидели кровь, поняли: произошла трагедия.
Инока Трофима перенесли в Введенский собор, в нем еще теплилась жизнь, была слабая надежда спасти его. Отца Василия также перенесли в собор. Срочно позвонили в милицию и в «скорую». А мы своими силами начали оказывать помощь нашим братьям. Через 15 минут приехала «скорая», забрала еще живого отца Василия. Когда ему начали оказывать помощь, он еще мог говорить, просил сделать укол, сказал еще одно слово: «Помогите». Отца Василия отвезли в больницу, а через полчаса он скончался: убийца пронзил его мечом насквозь.
Никто ничего подробно не мог рассказать о случившемся: не было очевидцев. Кто-то из паломников видел перелезающего через монастырскую стену человека. Убегая, он сбросил с себя шинель, в шинели нашли нож. А возле башни он оставил окровавленный меч приблизительно 60 сентиметров длиною. На лезвии его были выцарапаны слова: «сатана» и число «666». На обнаруженном ноже также была выгравирована надпись: «666».
Кровь мучеников – семя Церкви
Слово иеромонаха Феофилакта (Безукладникова), сказанное во время отпевания убиенных оптинских иноков 86 7/20 апреля 1993
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Христос воскресе! Приближается к концу, братия и сестры, чинопоследование пасхального отпевания над тремя нашими усопшими собратиями – иеромонахом Василием, иноком Трофимом и иноком Ферапонтом. Память Оптиной пустыни хранит очень много отпеваний и прощаний с ее насельниками. Очень много осталось письменных воспоминаний о том, как в Оптине провожали в последний путь, например, Оптинских старцев, о чем мы можем читать в жизнеописаниях этих подвижников благочестия. Но сегодня здесь совершается нечто необычное, чудное и дивное. Те, которые населяли Оптину пустынь и отошли ко Господу, сегодня носят разные наименования. Преподобного Амвросия Церковь причислила к лику святых, и теперь его называют преподобным и богоносным Оптинским старцем и всея России чудотворцем. Остальных старцев мы поминаем наименованием приснопамятных блаженнопочивших 87 . А вот этих трех братий мы поминаем титулом убиенных.
Всякий христианин, хорошо знакомый с учением Церкви, знает, что на Пасху так просто не умирают, что в нашей жизни нет случайностей, и отойти ко Господу в день Святой Пасхи составляет особую честь и милость от Господа. С того дня, когда эти трое братий были убиты, по-особому звучит колокольный звон Оптиной пустыни. И он возвещает не только о победе Христа над антихристом, но и о том, что теперь земля Оптиной пустыни обильно полита не только потом подвижников и насельников, но и кровью оптинских братьев, и эта кровь является особым покровом и свидетельством будущей истории Оптиной пустыни. Теперь мы знаем, что за нас есть особые ходатаи пред Престолом Божиим.
Кончина этих трех собратий чем-то похожа на кончину Самого Господа нашего Иисуса Христа. Господь также был предан невинно в последние дни Своей земной жизни в руки злодеев и умерщвлен. И эти три оптинских брата погибли от руки убийцы, которого они не знали, перед которым не были ни в чем виноваты, потому причиной этого убийства послужило сатанинское озлобление, ибо дьявол является человекоубийцей изначала.
При жизни монахов хвалить нельзя. Святые отцы говорят, что вообще никакого человека хвалить нельзя, можно человека хвалить лишь в состоянии его уныния. Но теперь, когда эти три собрата предлежат перед нами здесь своими телами, а души их предстоят сегодня, на третий день по их кончине, перед Престолом Божиим, мы можем вспомнить то хорошее, что было в их жизни. Вспомнить мы можем очень немногое, потому что мы гораздо удобнее замечаем лишь пороки и недостатки друг друга и мало соответствуем христианскому устроению, которое требует искать в другом положительные черты.
Первый, о ком надо рассказать, – это иеромонах Василий. Он был уже в сане священника, и ему было трудно сокрыть те черты благочестия и подвижничества, которые он себе усвоил и усваивал с первых дней пребывания в Оптиной пустыни. Все, кто его знал, могут сказать, что он пришел проводить монашескую жизнь нелицемерно и не стремился никогда к тому, чтобы его скорее постригли, быстрее рукоположили, но думал о том, как стяжать в своем сердце Духа Святаго. Те, кто жил с ним по соседству или в ближайших келлиях, могут вспомнить о том, что по ночам через фанерную перегородку было слышно, как он читал вполголоса Псалтирь, и хотя для того, чтобы делать поклоны, он клал на пол телогрейку или кусок войлока, было слышно, что он творит Иисусову молитву. Он служил в Оптиной пустыни и в Москве при открытии подворья в первое время, которое было самым трудным, самым тяжелым. И хотя там многое сгибало, расслабляло внутренне, он остался непоколебим. По свидетельству его родственников и близких, он таким же был и в миру. Все, хорошо знавшие отца Василия, как-то внутренне надеялись, что из него получится хороший батюшка, получится настоящий монах, к которому можно будет обратиться за советом, который никогда не оставит. Но, видимо, один суд – человеческий, а другой суд – Божий. И Господь судил ему перейти путь сей земли, чтобы предстательствовать за нас там, в невечернем дне Царствия Божия.
Инок Трофим трудился еще в гражданской жизни в сельском хозяйстве, и здесь, в Оптиной пустыни, на него возлагались большие надежды в устроении подсобного хозяйства, и он эти надежды оправдал. Он отличался простотой, незлобием, великодушием и всепрощением. Его добрые голубые глаза всегда светились внутренней радостью.
Инок Ферапонт останется в нашей памяти как человек скромный, молчаливый, как человек, который втайне творил каждую ночь пятисотницу с поклонами. Находясь на общих послушаниях, он трудился там, где ему определяло священноначалие монастырское.
Но, братия и сестры, любое событие должно нас в чем-то назидать, тем более кончина наших трех собратий. И тут вспоминается еще одно учение Церкви. Говорится о том, что Церковь не может не плодоносить, не может быть мертвым организмом, в котором или есть спасающиеся, или их нет. И если христиане, и особенно монахи, живут ревностно, благочестиво и подвижнически, Церковь Божия наслаждается миром и благоденствием, когда же ослабевает эта духовная ревность, то начинаются гонения, убийства, и, как правило, гибнут лучшие сыны Церкви, ибо всякий грех омывается кровью.
Сегодня от некоторых мирян, которые соприкасаются отчасти с жизнью монашества, можно порой услышать такие слова, что нынешние монахи в лучшем случае бывают просто людьми добрыми и хорошими, что для нашего монашества, а тем более для монашества оптинского не хватает одного очень важного момента – не хватает подвижничества. Монах не может просто оставаться тем человеком, каким он был в миру, это звание призывает к большему. Еще преподобный Амвросий говорил, что суть монашества – это досаду подъяти и укоризну, нельзя жить в монастыре прохладно, здесь требуются особая ревность и усердие. И поэтому смерть этих трех братьев служит укором и для меня лично, и назиданием для всех нас. Мы все должны очень серьезно пересмотреть свою жизнь, подумать, как мы соответствуем жизни евангельской, насколько мы соответствуем званию монашескому.
Теперь идут дни Святой Пасхи, когда запрещается сетовать, печаловаться, даже в случае похорон, отпевания. Но все равно в наших сердцах есть скорбь, и встает вопрос: как можно соединить радость со слезами? А Церковь отвечает, что можно, и это бывает не только в такой ситуации, как у нас сегодня. Например, Церковь повелевает христианам причащаться в дни двунадесятых праздников. Но причастию предшествует исповедь, а исповедь, покаяние сопряжены с раскаянием и печалованием о собственных грехах. То есть бывает такое в Церкви, когда печаль соединяется с радостью. Очень скоро, братия и сестры, в конце отпевания вы будете подходить прощаться. В чинопоследовании написано, что, подходя к усопшему, мы должны ему говорить: «Христос воскресе!» – и этим выражать нашу веру, что нет больше смерти на земле, что наша жизнь с момента Воскресения Христа приобрела вечный смысл: если люди умирают, то лишь на некоторое время, до Страшного Суда Божия.
Мы верим: эти братия сейчас благочестиво наследовали удел вечной блаженной жизни, потому что даже в отношении мирских лиц, и даже вне пасхального периода, сказано, что, убивая человека, убийца берет все грехи его на свою душу. Поэтому, братия и сестры, они отошли ко Господу, очистив свои немощи человеческие невинно пролитой кровью.
В истории Оптиной пустыни было на праздник Пасхи что-то подобное. Еще до революции, в старой Оптине, после ранней Божественной литургии богомольцы устремились к паромной переправе (тогда не было моста через Жиздру), паром только отчалил от берега, и, чтобы его не ждать, деревенская молодежь решила переправляться на лодке. В общей суете лодку переполнили больше меры и, когда выплыли на середину реки – а Жиздра тогда была в разливе, – перевернулись, люди попали в холодную, мерзлую воду между несущимися льдинами и стали тонуть. И те из них, что взывали: «Христос воскресе!» – спаслись, а остальные утонули. Мать одной молодой девушки очень печалилась и пришла к Оптинскому старцу, который запретил ей печалиться о своей усопшей в день Святой Пасхи дочери. А в скором времени сама дочь явилась ей и сказала: «Мама, ты не плачь, нам здесь очень хорошо, мы находимся вместе с Господом».
И мы сегодня не столько печалимся, сколько радуемся, потому что эти три брата благополучно начали и успешно завершили свой жизненный монашеский путь, и обращаемся к ним с радостным пасхальным приветствием: «Христос воскресе!».
Кровь мучеников – семя Церкви
Слово архиепископа Владимирского и Суздальского Евлогия на пресс-конференции, состоявшейся в Московском Свято-Даниловом монастыре 88 15/28 апреля 1993
Слова «Оптина пустынь» в эти дни всеми нами произносятся с каким-то особым звучанием. Недаром на башне святых врат ее изображен Ангел с трубой. Глас Оптиной разошелся в Пасху как гром в ясном небе.
Я был назначен в Оптину пустынь в 1988 году, в год 1000-летия Крещения Руси. И мы начали с помощью Божией ее возрождение. Вскоре туда попал и отец Василий, теперь уже убиенный. Для меня он остался чистым, ищущим человеком, всего себя отдающим Богу. Я видел в нем редкие дарования. Чем, собственно, он себя характеризовал? Он служил прекрасно и проповедовал на редкость. Я слушал его и думал: он не кончал наших церковных школ, однако благодать Божия осенила его в тот самый период, когда возрождалась Оптина пустынь.
По благословению Его Святейшества я недавно побывал в Оптиной пустыни. Наступил 9-й день после убиения. Я вместе с братией утешился как бы второй Пасхой. Мы молились об упокоении иноков, вспоминали их блаженную мученическую кончину, прошли крестным ходом теперь уже на новое монастырское кладбище. Я его наименовал местом новых старцев, юных, не по возрасту для пустыни. Там, как вы знаете, есть знаменитые древние захоронения всех Оптинских старцев, а теперь вот и новых. И вот что удивительно: в наше время в Оптиной пустыни для всех нас все как бы повторяется.
Враг рода человеческого – дьявол, сатана – весь мир старается запугать. От него одни только страхи, одни тени. И мы по своей немощи руководствуемся больше страхами, чем существом. На самом деле наше с вами внимание должно быть сосредоточено на торжестве добра и света. В этом всемогущество Христа Спасителя Воскресшего, Который нам в Пасхе показал торжество Своей жизни. К сожалению, человек мало умиляется этим светом, который его питает, обогащает и украшает. Мы попадаем в полосу страха. То, что произошло в Оптиной, подтверждает: действительно, в день Пасхи ад стенал, как мы поем в своих песнопениях.
Радость – в победе. Казалось бы, здесь страшно, убийство в Оптиной наводит на нас печаль и ужас. Но это и радость, оттого что правда действительно всех нас захватывает и объединяет, и мы живем Светлым Воскресением Христовым. То, что произошло в Оптиной пустыни, выражает торжество православной веры. Именно в Пасху, когда разливается веселье торжества над адом, учиненное в Оптиной зло раскрывает нам, что все мы тоже подлежим искушениям, если только оставляем самих себя без внимания к своему внутреннему миру, если совершенно безразличны к духовной жизни. Тогда постигает нас зло, мрак, искушение лукавого диавола, который человека захватывает и пленяет. Тот несчастный убийца оказался в руках злого духа. Он ранил не Оптину пустынь, он себе нанес травму. Но владыка Василий [Родзянко] правильно сказал: враг позорит себя всякий раз, когда обрушивается на истину и свет.
Пасха в Оптиной преподнесла урок для всех нас, чтобы мы не были безразличны. Жизнь – это не бал, это борьба. Нам обещана в будущем вечная жизнь. Но здесь, на земле, мы, проходя эту школу борьбы, должны себя как бы выковать, чтобы устоять перед соблазнами. Евангелие как раз раскрывает эту борьбу света с тьмой, добра со злом. И от самого человека зависит, какую дорогу избрать – жизни или смерти.
Этот 9-й день глубоко умиротворил всех тех, кто был снова на захоронении новомучеников иноков Оптиной пустыни. Мы еще раз засвидетельствовали, что Пасха действительно «красная» и она творит мир и жизнь. В нынешнем году Пасха везде протекала особенным образом. Когда услышал о событиях в Оптиной, почувствовал, что враг всегда поднимает меч и нож на Церковь, на христиан, тем более на монахов, как строгих христиан. Но это не уничтожение, это торжество. Пасха представляет нам торжество Спасителя. Он был погребен во Гробе, все будто бы довольствовались, что нет больше Истины, можно продолжать ту же праздную жизнь. Но тут увидели, что из Гроба воссиял Свет и тьма исчезла. Это сродни настроению у нас в Отечестве. Но нам, конечно же, надо искать свет, делать больше добра. Нам надо объединиться, чтобы действительно торжествовать над злом.
Кровь мучеников – семя Церкви
Из слова схиигумена Илия (Ноздрина) на годовщину убиения Оптинских иноков 89 5/18 апреля 1994
Для верующего человека, для христианина смерть не есть страшная участь, не есть предел нашей жизни, но за смертью есть воскресение. Другое страшно – есть зло, есть грех. Поминая наших братьев, убиенных злодейской рукой, мы видим, что наша печаль растворяется в нашей вере в то, что они по смерти живы: пострадавшие, они обретут от Господа награду, обретут от Него радость будущую. Но в то же время зло, которое действует в мире, не может быть приветствуемо, не может быть оправдано тем, что это зло Господь обращает в доброе.
Господь Иисус Христос на суде у первосвященника говорил: «Я не скрыто проповедовал, а пред всеми вами на виду говорил слово, и пусть слышавший свидетельствует, было ли что-нибудь преступное или злое в Моей проповеди» [см.: Ин. 18, 20–21 ]. Раб за эти слова ударил по щеке Господа, и Господь сказал: Если Я сказал неправду, то свидетельствуй об этом, а если Я сказал правду, за что Меня биеши [ср.: Ин.18, 23 ]?
Значит, это было зло, и Господь не мирится с ним. То, что раб ударил ни за что совершенно невинного Господа, есть проявление неправды, которую Господь осуждает.
Так, наши братья ни в чем не были повинны, они совершали доброе, правое дело. Эти двое звонили – вещали радость пасхальную, отец Василий шел на требу в скит. Подкравшийся злодей нанес им удары, он убивал их совершенно ни за что, а единственно по своему злому умыслу. По злой своей ненависти к чистым, невинным людям, к вере. Какой бы умысел ни привел к этому убийству – это было зло, с которым мы должны бороться. Если не можем мы каким другим путем бороться, то молитвой, силой Божией всегда должны бороться со злом. Господь пришел на землю, чтобы разрушить дела диавола. Он принял страдания, чтобы каждый верующий в Него силой Креста Господня побеждал зло. Вот, возлюбленные, мы сейчас хотя и утешаемся, что эти братья у Господа, что они получили великую награду, но мы не можем утешаться тем, что это зло существует в мире и злые умыслы человеков совершают то, что преступно. Мы не знаем, как было бы лучше, но сколько могли сделать эти братья добрых дел как иноки наиболее способные, наиболее трудолюбивые и послушные. Например, отец Василий был великий пастырь, проповедник, был и поэт, он много-много сделал для Церкви полезного. Но злодейская рука пресекла его трудолюбивость.
Мы можем Крестом, который дал нам Господь как силу для верующего человека, побеждать все зло демонское, мы больше должны пользоваться этим орудием. Будем молиться Господу, приложив наши усилия, чтобы такие злодейские акты не совершались, чтобы Господь не допускал их, потому что это приносит многий вред Церкви. Будем помнить, что сила наша – во Христе Иисусе, и идти – имея великое оружие, великую помощь от Господа, Его милость, Его Крест – молитвою и крестом против наших врагов, личных врагов и врагов Церкви.
На нашу Церковь, которая столько была разрушаема, поносима, диавол особенно страшно сейчас устремляется, потому что не хочет ее возрождения. Он смущает людей, и иные становятся послушным его орудием, чтобы как-то смутить святых и повредить Церкви. Помолимся Господу, чтобы дал Церкви мир, благоденствие и сподобил нас в мире встретить великий праздник Христова Воскресения. Аминь.
Убиенный иеромонах Василий (Росляков)
Из автобиографии: «Я, Росляков Игорь Иванович, родился 23 декабря 1960 года в Москве. Окончил среднюю школу № 466 Волгоградского района города Москвы. После школы один год работал на автомобильном заводе. В 1980 году поступил в МГУ на факультет журналистики. В 1985 году закончил МГУ с квалификацией «литературный работник газеты». В составе университетской ватерпольной команды выступал на всесоюзных и международных соревнованиях. Выполнил норматив на звание мастера спорта. Был женат. Брак расторгнут отделом ЗАГСа Волгоградского района г. Москвы. Детей от брака нет. С 1985 по 1986 год работал инструктором спорта в Добровольном спортивном обществе профсоюзов».
Юного Игоря очень хорошо характеризует его собственная фраза: «Если я в день час-другой не побуду один, то чувствую себя глубоко несчастным». 17 октября 1988 года он поступил в Оптину пустынь, 20 апреля 1989 года был одет в подрясник. 5 января 1990 года послушника Игоря облекли в рясофор с новым именем в честь святителя Василия Великого, а 8 апреля 1990 года инок Василий был рукоположен в сан иеродиакона. 20 августа 1990 года иеродиакон Василий был пострижен в мантию и наречен в честь святого Василия Блаженного, Московского чудотворца, а 21 ноября того же 1990 года он был рукоположен в иеромонаха.
«Это был красивый человек во всех отношениях, и я лишь любовался им, – вспоминает иеромонах Д.– Он по-монашески любил уединение, и я видел, как тяжело ему даются частые поездки то в Москву, то в Шамордино, но он никогда не роптал. Духовно он был выше нас всех. Но эта духовность была особенная – очень искренняя и по-детски светлая, без тени ханжества или лжи. Он был монахом из старой Оптиной».
Иеромонах Василий (Росляков), прожив в монастыре всего 5 лет, оставил неизгладимое впечатление о себе в душах всех тех, кто его знал, кто наблюдал за ним только со стороны, кто общался с ним даже один раз в жизни. Все воспоминания о нем рисуют облик высокодуховного иеромонаха, привлекавшего своею святостью и скромностью взоры как новоначальных, так и духовных лиц. Невозможно на нескольких страницах показать его духовную высоту, поэтому ограничимся лишь несколькими отзывами и воспоминаниями оптинских насельников.
«После рукоположения в иеромонаха я служил 40 литургий с отцом Василием на московском подворье, – вспоминает игумен П., – и жил в одной келлии с ним. Исповеди шли до 11 часов вечера и дольше. И когда к полуночи мы уже без сил возвращались в келлию, очень хотелось отдохнуть. Присядем на минутку, а отец Василий уже поднимается, спрашивая: «Ну что – на правило?». Спрашивал он это мельком, ничего не навязывая, и тут же уходил молиться. После правила он часов до двух читал молитвы, готовясь к службе, а в 4 утра снова вставал на молитву. Как же тщательно он готовился к службе и как благоговейно служил!».
А вот воспоминание того же игумена П., свидетельствующее о силе слова отца Василия: «Однажды была моя череда крестить, но я смутился вот от чего: приехала с кинокамерой высокопоставленная чета из мэрии, и женщина не хотела погружаться в воду с головой и портить специально сделанную для съемки красивую прическу. Я не знал, как тут поступить, и отец Василий вызвался меня заменить. Перед Крещением он сказал проповедь, и сказал ее так, что женщина была растрогана и уже не думала ни о какой прическе. Кстати, я заметил, что отец Василий перед Крещением говорил каждый раз новую проповедь. У него не было дежурной заготовки на все случаи жизни. Он говорил, как хотела сказать его душа в этот час и этим конкретным людям».
Когда однажды отца Василия спросили, чего бы он хотел больше всего на свете, он ответил: «Умереть на Пасху под звон колоколов».
5/18 апреля 1993 года иеромонах Василий вместе с другими двумя оптинскими иноками принял мученическую кончину. Все они были захоронены на братском кладбище. В 2005 году над могилами новомучеников была возведена часовня.
Инок Трофим (Татарников)
Леонид Иванович Татарников родился 4 февраля 1957 года в поселке Дагон Иркутской области. После восьмилетки он окончил железнодорожное училище и работал машинистом мотовоза. Отслужив в армии, устроился электриком на траулер Сахалинского морского пароходства. Затем работал фотокорреспондентом в газете, а потом шил обувь. С 1987 года алтарничал в храме города Бийска. В августе 1990 года он приехал в Оптину и осенью был одет в подрясник. 25 сентября 1991 года послушник Леонид был пострижен в рясофор с именем Трофим (в честь апостола Трофима, память которого празднуется 15/28 апреля).
В своем последнем письме к родным инок Трофим писал: «Монах должен жить только в монастыре и в тайне. Стараться быть один. Монос – один. То есть монастырь – это житие в одиночку и молитва за всех. Это очень непросто». «Молитва за всех…». Таким его и запомнили в монастыре: вот отец Трофим помогает местным бабушкам вспахать огород, вот утешает плачущую женщину, обещая помолиться за ее пьющего мужа, вот готовит подарки своим любимым бабушкам – разноцветные платочки, приложенные к мощам преподобного, вот увещает непутевую «паломницу», которая не в силах исправить с свой гибельный образ жизни… А вот он на своем тракторе уже бороздит шамординские поля, подбадривая валящихся с ног сестер, не давая им впасть в уныние от непосильных трудов.
Отец Трофим запомнился всем оптинцам веселым, неунывающим иноком. Однако когда после мученической кончины братий стали вспоминать последние дни их земного жития и слова, то оказалось, что все трое преподобномучеников предчувствовали свою близкую кончину, усилили свои молитвенные подвиги и даже начали раздавать свои вещи.
Игумен Т. вспоминал, как в понедельник 2-й седмицы Великого поста он задержался после службы в алтаре и увидел, как инок Трофим, прибрав в пономарке, взял просфору и, благоговейно вкушая ее со святой водой, сказал: «Слава Богу, неделя прошла. Теперь и разговеться можно».– «А ты что, всю неделю не ел, что ли?» – спросил его отец Т. «Ничего, я привычный», – ответил инок. «Признаться, я не поверил ему тогда, – рассказывал игумен Т., – а позже узнал, что отец Трофим имел привычку поститься, не принимая пищи, и куда более долгие сроки».
Отца Трофима все любили и, казалось, знали. А после убийства выяснилось – человек он был закрытый и сотаинников не имел. Отец Трофим был истинный монах – тайный, внутренний, а внешней набожности и фарисейства в нем и тени не было.
Иеромонах Ф. как-то пожаловался отцу Трофиму, что засиживается ночью за книгой, а потом просыпает полунощницу. «А я, – говорит отец Трофим, – если засижусь ночью, то уже не ложусь. Встану перед кроватью на колени и положу голову на руки. Руки в таком положении быстро затекают. Тут уж не проспишь – вскакиваешь с первым ударом колокола». А полунощницу он любил: «Держись за полунощницу!» – советовал он. Осенней порой монастырская братия мобилизуется на сбор картошки. Уставшие, вымокшие под дождем труженики возвращаются с полей поздно вечером. Однажды на общей исповеди иеромонах С. решил пристыдить молящихся: «До чего мы дожили – в храме пусто, а у всех оправдание: «Батюшка, но мы же так поздно возвращаемся с поля». Привожу в пример: вчера последним в 12 часов ночи с поля вернулся инок Трофим, и он же первым пришел на полунощницу…».
Незадолго до смерти инок Трофим сказал своему другу: «Ничего не хочу – ни иеродиаконом быть, ни священником. А вот монахом быть хочу – настоящим монахом до самой смерти». Как раз перед Пасхой инока Трофима готовили к монашескому постригу. Но в глазах Господа, вероятно, он был уже монахом. Оптинские преподобномученики являлись некоторым верующим после своей кончины, а иноки Трофим и Ферапонт были одеты при этом в мантии.
5/18 апреля 1993 года инок Трофим вместе с другими двумя оптинскими иноками принял мученическую кончину. Все они были захоронены на братском кладбище. В 2005 году над могилами новомучеников была возведена часовня.
Инок Ферапонт (Пушкарев)
Из автобиографии: «Я, Пушкарев Владимир Леонидович, родился в 1955 году 17 сентября в селе Кандаурово Колыванского района Новосибирской области. Проживал и учился в Красноярском крае. Воинскую службу в Советской армии проходил с 1975 по 1977 год, а с 1977 по 1980 год – сверхсрочную службу. До 1982 года работал плотником в СУ-97. Затем учеба в лесотехникуме – по 1984 год. После учебы работал по специальности техник-лесовод в лесхозе Бурятской АССР на озере Байкал. С 1987 по 1990 год проживал в городе Ростове-на-Дону. Работал дворником в Ростовском кафедральном соборе Рождества Пресвятой Богородицы. В настоящее время освобожден от всех мирских дел…».
В Оптину пустынь Владимир пришел пешком из Калуги в конце июня 1990 года, а 22 марта 1991 года был одет в подрясник. 14 октября 1991 года послушник Владимир был пострижен в рясофор с именем Ферапонт (в честь преподобного Ферапонта Белоезерского, Можайского), а в пасхальное утро 5/18 апреля 1993 года принял мученическую кончину. Подвизаясь в монастыре, отец Ферапонт ежедневно исповедовался, а когда была исповедь на всенощной, то и дважды в день. И в этом неустанном подвиге покаяния прошла вся его короткая иноческая жизнь.
Тщательно исполняя все монастырские послушания, инок Ферапонт, однако, так умел отрешаться от всего земного, постоянно пребывая в молитве, что многие из братий даже не знали его. Однажды приезжий иконописец шел по монастырю и спрашивал: «Где мне найти отца Ферапонта?». Встречающиеся оптинские братия с удивлением переспрашивали друг друга: «А кто у нас отец Ферапонт?».
«Молитва должна быть главным подвигом инока», – писал святитель Игнатий (Брянчанинов). У инока Ферапонта была такая жажда молитвы, что ее не насыщали даже долгие монастырские службы. Его сокелейники рассказывали, что, сотворив монашеское правило с пятисотницей, кстати, не обязательной для иноков, он потом еще долго молился ночью, полагая многие земные поклоны. Один из сокелейников признался, что как-то он решил сосчитать, а сколько же поклонов полагает инок за ночь? Келлию разделяла пополам занавеска, и инок Ферапонт молился в своем углу, бросив на пол пред аналоем овчинный тулуп. Поклоны звучали мягко. Сокелейник считал их, считал и уснул, все еще слыша во сне звуки поклонов. Словом, как нам бывает трудно встать на молитву, так отцу Ферапонту было трудно прервать ее.
Однажды под окном рухольной остановился трактор с прицепом, в котором сидели отец Ферапонт и еще несколько человек. Тут заморосил мелкий дождик со снежной крупой, и все ушли в укрытие. В кузове остался один инок Ферапонт. Выглянув в окно, N. подумала: «Почему он спит в странной позе – на коленях и пав лицом вниз?». Через полчаса она снова выглянула в окно и увидела, что инок находится в той же позе, а рука его мерно перебирает четки. Когда через два часа она опять подошла к окну, то очень удивилась, не понимая, что происходит: рясу инока уже припорошило сверху снежком, а он все так же перебирал четки, пав молитвенно ниц. То была неразвлекаемая монашеская молитва, которую не в силах прервать ни дождь, ни снег.
Иеродиакон Р., живший в ту пору в одной келлии с иноком Ферапонтом, рассказывал, что перед смертью инок уже не ложился спать, молясь ночами и позволяя себе для отдыха лишь опереться о стул.
5/18 апреля 1993 года инок Ферапонт вместе с другими двумя оптинскими иноками принял мученическую кончину. Все они были захоронены на братском кладбище. В 2005 году над могилами новомучеников была возведена часовня.
Публ по изд.: Московский церковный вестник. 1993. № 9–10 (96–97). С. 4–6; [в сокращении].– Ред.
Публ. по изд.: Оптинская Голгофа. К убийству иноков на Святую Пасху. М., 1996. С. 9–12.– Ред.
Это слово на отпевании было произнесено за 5 лет до церковного прославления тринадцати Оптинских старцев.– Ред.
Публ по изд.: Московский церковный вестник. 1993. № 9–10 (96–97). С. 5.– Ред.
Публ. по изд.: Оптинская Голгофа. К убийству иноков на Святую Пасху. М., 1996. С. 16–17.– Ред.
Источник: Оптинский патерик / [сост. монахиня Иулиания (Самсонова)]. — Саратов : Изд-во Саратовской епархии, 2006. — 551 с. ISBN 5-98599-025-7
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»
Источник