Стихотворения 1823 года / Стихотворения
Зима мне рыхлою стеною
К воротам заградила путь;
Пока тропинки пред собою
Не протопчу я как-нибудь,
Сижу я дома, как бездельник;
Но ты, душа души моей,
Узнай, что будет в понедельник,
Что скажет наш Варфоломей.
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
Брат милый, отроком расстался ты со мной —
В разлуке протекли медлительные годы;
[Теперь ты юноша] — и полною душой
Цветешь для радостей, для света, для свободы.
Какое поприще открыто пред тобой,
Как много для тебя восторгов, наслаждений
И сладостных забот, и милых заблуждений!
Как часто новый жар твою волнует кровь!
Ты сердце пробуешь, в надежде торопливой,
[Зовешь, вверя ,] и дружбу и любовь.
[ЧИНОВНИК и ПОЭТ.]
«Куда вы? за город конечно,
Зефиром утренним дышать
И с вашей Музою мечтать
Уединенно [и] беспечно?»
— Нет, я сбираюсь на базар,
Люблю базарное волненье,
Скуфьи жидов, усы болгар
И спор и крик, и торга жар,
Нарядов пестрое стесненье.
Люблю толпу, лохмотья, шум —
И жадной черни [лай ] свободный.
«Так — наблюдаете — ваш ум
И здесь вникает в дух народный.
Сопровождать вас рад бы я,
Чтоб слышать ваши замечанья;
Но службы долг зовет меня,
Простите, [нам] не до гулянья».
— Куда ж? —
«В острог — сегодня мы
Выпровождаем из тюрьмы
[За молдаванскую границу].
[Кирджали]».
«Внемли, о Гелиос, серебряным луком звенящий,
Внемли, боже кларосской, молению старца, погибнет
Ныне, ежели ты не предыдишь слепому вожатым».
Рек и сел на камне слепец утомленный. — Но следом
Три пастуха за ним, дети страны той пустынной,
Скоро сбежались на лай собак, их стада стерегущих.
Ярость уняв их, они защитили бессилие старца;
Издали внемля ему, приближались и думали: «Кто же
Сей белоглавый старик, одинокой, слепой — уж не бог ли?
Горд и высок: висит на поясе бедном простая
Лира, и голос его возмущает волны и небо.»
Вот шаги он услышал, ухо клонит, смутясь, уж
Руки простер для моленья странник несчастный. «Не бойся,
Ежели только не скрыт в земном и дряхлеющем теле
Бог, покровитель Греции — столь величавая прелесть
Старость твою украшает, — вещали они незнакомцу; —
Если ж ты смертный — то знай, что волны тебя [принесли]
К людям [дружелюбным]».
Ни блеск ума, ни стройность платья
Не могут вас обворожить;
Одни двоюродные братья
Узнали тайну вас пленить!
Лишили вы меня покоя,
Но вы не любите меня.
Одна моя надежда — Зоя:
Женюсь, и буду вам родня.
Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений,
О ты, певцу дубрав давно знакомый Гений,
Воспоминание, рисуй передо мной
Волшебные места, где я живу душой,
Леса, где [я] любил, где [чувство] развивалось,
Где с первой юностью младенчество сливалось
И где, взлелеянный природой и мечтой,
Я знал поэзию, веселость и покой.
Другой пускай поет [героев] и войну,
Я скромно возлюбил живую тишину
И, чуждый призраку блистательныя славы,
[Вам], Царского Села прекрасные дубравы,
Отныне посвятил безвестной Музы друг
И песни мирные и сладостный досуг.
Веди, веди меня под липовые сени,
Всегда любезные моей свободной лени,
На берег озера, на тихий скат холмов.
Да вновь увижу я ковры густых лугов
И дряхлый пук дерев, и светлую долину,
И злачных берегов знакомую картину,
И в тихом [озере], средь блещущих зыбей,
Станицу гордую спокойных лебедей.
Сегодня я по утру дома
И жду тебя, любезный мой.
Приди ко мне на рюмку рома,
Приди — тряхнем мы стариной.
Наш друг Тардиф, любимец Кома,
Поварни полный генерал,
Достойный дружбы и похвал
Ханжи, поэта, балагура,-
Тардиф, который Коленкура
И откормил, и обокрал,-
Тардиф, полицией гонимый
За неуплатные долги, —
Тардиф, умом неистощимый
На entre-mets, на пироги —
Ваш дед портной, ваш дядя повар,
А вы, вы модный господин —
Таков об вас народный говор,
И дива нет — не вы один.
Потомку предков благородных —
Увы, никто в моей родне
Не шьет мне даром фраков модных
И не варит обеда мне.
Кто, волны, вас остановил,
Кто оковал [ваш] бег могучий,
Кто в пруд безмолвный и дремучий
Поток мятежный обратил?
Чей жезл волшебный поразил
Во мне надежду, скорбь и радость
[И душу] [бурную]
[Дремотой] [лени] усыпил?
Взыграйте, ветры, взройте воды,
Разрушьте гибельный оплот —
Где ты, гроза — символ ?
Промчись поверх невольных вод.
Мой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит поздное молчанье ночи темной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви; текут полны тобою.
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются — и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг. люблю. твоя. твоя.
Завидую тебе, питомец моря смелый,
Под сенью парусов и в бурях поседелый!
Спокойной пристани давно ли ты достиг —
Давно ли тишины вкусил отрадный миг —
[И вновь тебя зовут заманчивые волны].
[Дай руку — в нас сердца единой страстью полны.]
Для неба дальнего, для [отдаленных] стран
[Оставим ] Европы обветшалой;
Ищу стихий других, земли жилец усталый;
Приветствую тебя, свободный Океан. —
Проклятый город Кишенев!
Тебя бранить язык устанет.
Когда-нибудь на грешный кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром конечно грянет,
И — не найду твоих следов!
Падут, погибнут пламенея,
И пестрый дом Варфоломея
И лавки грязные жидов:
Так, если верить Моисею,
Погиб несчастливый Содом.
Но с этим милым городком
Я Кишенев равнять не смею,
Я слишком с библией знаком,
И к лести вовсе не привычен.
Содом, ты знаешь, был отличен
Не только вежливым грехом,
Но просвещением, пирами,
Гостеприимными домами
И красотой не строгих дев!
Как жаль, что ранними громами
Его сразил Еговы гнев!
В блистательном разврате света,
Хранимый богом человек,
И член верховного совета,
Провел бы я смиренно век
B Париже ветхого завета!
Но в Кишиневе, знаешь сам,
Нельзя найти ни милых дам,
Ни сводни, ни книгопродавца. —
Жалею о твоей судьбе!
Не знаю, придут ли к тебе
Под вечер милых три красавца;
Однакож кое-как, мой друг,
Лишь только будет мне досуг,
Явлюся я перед тобою;
Тебе служить я буду рад —
Стихами, прозой, всей душою,
Но, Вигель — пощади мой зад!
[Мое] беспечное незнанье
Лукавый демон возмутил,
И он мое существованье
С своим на век соединил.
Я стал взирать [его глазами],
Мне жизни дался бедный клад,
С его неясными словами
Моя душа звучала в лад.
Взглянул на мир я взором [ясным]
И изумился в тишине:
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?
Чего, мечтатель молодой,
Ты в нем искал, к чему стремился,
Кого восторженной душой
Боготворить не устыдился?
[И взор я бросил на] людей,
Увидел их надменных, низких,
[Жестоких] ветреных судей,
Глупцов, всегда злодейству близких.
Пред боязливой их толпой,
[Жестокой], суетной, холодной,
[Смешон] [глас] правды благо й,
Напрасен опыт вековой.
Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы воль клич!
Стадам не нужен дар свободы,
[Их должно резать или стричь],
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками .
Бывало в сладком ослепленье
Я верил избр. душам,
Я мнил — их тай рожденье
Угодно (властным) небесам,
На них указывало мненье —
Едва приближился я к ним
Надеждой сладостной младенчески дыша,
Когда бы верил я, что некогда душа,
От тленья убежав, уносит мысли вечны,
И память, и любовь в пучины бесконечны, —
Клянусь! давно бы я оставил этот мир:
Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,
И улетел в страну свободы, наслаждений,
В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,
Где мысль одна плывет в небесной чистоте.
Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;
Мой ум упорствует, надежду презирает.
Ничтожество меня за гробом ожидает.
Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!
Мне страшно. И на жизнь гляжу печален вновь,
И долго жить хочу, чтоб долго образ милый
Таился и пылал в душе моей унылой.
Придет ужасный [час]. твои небесны очи
Покроются, мой друг, туманом вечной ночи,
Молчанье вечное твои сомкнет уста,
Ты навсегда сойдешь в те мрачные места,
Где прадедов твоих почиют мощи хладны.
Но я, дотоле твой поклонник безот ,
В обитель скорбную сойду [я] за тобой
И сяду близ тебя, печальный и немой,
У милых ног твоих — себе их на колена
Сложу — и буду ждать [печаль ]. [но чего?]
Чтоб силою мечтанья моего
Вечерня отошла давно,
[Но в кельях тихо и] темно.
Уже и сам игумен строгой
Свои молитвы прекратил
И кости ветхие склонил,
Перекрестись, на одр убогой.
Кругом и сон и тишина,
Но церкви дверь отворена;
Трепе луч лампады
И тускло озаряет он
И темну живопись икон
И позлащенные оклады.
И раздается в тишине
То тяжкой вздох, шопот важный,
И мрачно дремлет в вышине
Старинный свод, глухой и влажный.
Стоят за клиросом
И грешник — неподвижны оба —
И шопот их, как глас ,
И грешник бледен, как мертвец.
М. .
Несчастный — полно, перестань,
Ужасна исповедь злодея!
Заплачена тобою дань
Тому, кто в мщеньи свирепея
Лукаво грешника блюдет —
И к вечной гибели ведет.
Смирись! опомнись! [время, время],
покров
Я разрешу тебя — грехов
Сложи мучительное .
В те дни, когда мне были новы
Все впечатленья бытия —
И взоры дев, и шум дубровы,
И ночью пенье соловья —
Когда возвышенные чувства,
Свобода, слава и любовь
И вдохновенные искусства
Так сильно волновали кровь, —
Часы надежд и наслаждений
Тоской внезапной осеня,
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Простишь ли мне ревнивые мечты,
Моей любви безумное волненье?
Ты мне верна: зачем же любишь ты
Всегда пугать мое воображенье?
Окружена поклонников толпой,
Зачем для всех казаться хочешь милой,
И всех дарит надеждою пустой
Твой чудный взор, то нежный, то унылый?
Мной овладев, мне разум омрачив,
Уверена в любви моей несчастной,
Не видишь ты, когда, в толпе их страстной,
Беседы чужд, один и молчалив,
Терзаюсь я досадой одинокой;
Ни слова мне, ни взгляда. друг жестокой!
Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой
Твои глаза не следуют за мной.
Заводит ли красавица другая
Двусмысленный со мною разговор:
Спокойна ты; веселый твой укор
Меня мертвит, любви не выражая.
Скажи еще: соперник вечный мой,
На едине застав меня с тобой,
Зачем тебя приветствует лукаво.
Что ж он тебе? Скажи, какое право
Имеет он бледнеть и ревновать.
В нескромный час меж вечера и света,
Без матери, одна, полу-одета,
Зачем его должна ты принимать.
Но я любим. На едине со мною
Ты так нежна! Лобзания твои
Так пламенны! Слова твоей любви
Так искренно полны твоей душою!
Тебе смешны мучения мои;
Но я любим, тебя я понимаю.
Мой милый друг, не мучь меня, молю:
Не знаешь ты, как сильно я люблю,
Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.
Изыде сеятель сеяти семена своя.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды.
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Кн. М. А. ГОЛИЦЫНОЙ.
Давно об ней воспоминанье
Ношу в сердечной глубине,
Ее минутное вниманье
Отрадой долго было мне.
Твердил я стих обвороженный,
Мой стих, унынья звук живой,
Так мило ею повторенный,
Замечанный ее душой.
Вновь лире слез и тайной муки
Она с участием вняла —
И ныне ей передала
Свои пленительные звуки.
Довольно! в гордости моей
Я мыслить буду с умиленьем:
Я славой был обязан ей —
А может быть и вдохновеньем.
Как наше сердце своенравно!
томимый вновь,
Я умолял тебя недавно
Обманывать мою любовь,
Участьем, нежностью притворной
Одушевлять свой дивный взгляд,
Играть душой моей покорной,
В нее вливать огонь и яд.
Ты согласилась, негой влажной
Наполнился твой томный взор;
Твой вид задумчивый и важный,
Твой сладострастный разговор
И то, что дозволяешь нежно,
И то, что запрещаешь мне,
Всё впечатлелось неизбежно
В моей сердечной глубине.
Т , Фебу и Фемиде
Полезно посвящая дни,
Дозором ездит по Тавриде
И проповедует Парни.
Хоть тяжело под час в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезит с облучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел.
Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!
Катит по прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И дремля едем до ночлега —
А время гонит лошадей.
Источник
Александр Пушкин — Свободы сеятель пустынный: Стих
Изыде сеятель сеяти семена своя.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Анализ стихотворения «Свободы сеятель пустынный» Пушкин
А. С. Пушкин всегда заявлял о высокой гражданской миссии поэта, который обязан обращать внимание людей на главные общественные пороки и беды. В 1823 г. он написал стихотворение «Свободы сеятель пустынный», в котором в аллегорической форме описал свое беззаветное служение обществу. В основу сюжета Пушкин положил библейское предание. Эпиграф взят из Евангелия от Матфея.
Пушкин сравнивает себя с древним сеятелем. Этот образ выбран поэтом не случайно. В далекие времена, да и во время Пушкина тоже, земледелие играло определяющую роль в человеческой деятельности. От благополучного посева и сбора урожая напрямую зависела жизнь человека. Поэтому простой сеятель выступал в качестве одного из жизненных символов. Его работа предварялась обрядами или чтением молитв. Сеятель выходит на поле очень рано («до звезды»). Его руки не могут быть осквернены никаким преступлением, а душа должна быть чистой и исполненной высоких помыслов.
«Живительное семя» ассоциируется со свободолюбивыми высказываниями Пушкина, которые были призваны пробудить в людях надежду на счастливое будущее и веру в свои силы. Но поэту так и не удалось достучаться до равнодушных сердец. Его призывы остались без ответа, на них откликнулись лишь единицы. Большинство подвергло поэта насмешкам и осуждению, а реакцией высшей власти стала ссылка. Поэтому автор заявляет, что «потерял… время… и труды». Его «семена» дали незначительные всходы, о которых поэт даже не упоминает, так как ждал богатого «урожая». Пушкин излишне самокритичен. Его произведения оказали большое воздействие на образованных людей, в частности, на будущих декабристов.
Вторая часть стихотворения напрямую обличает современное общество, к которому поэт относится с нескрываемым презрением. Он сравнивает его с безмозглым стадом, которое привыкло к своему рабскому положению и не желает никаких перемен. Стаду животных не нужны «дары свободы», оно покорно несет свое бремя. Любые насильственные действия власти («резать или стричь») воспринимаются как необходимые и полезные для общества. «Ярмо с гремушками» символизирует светские развлечения и торжественные праздники, которые отводят внимание от деспотизма. «Бич» — символ неотвратимого и сурового наказания за отступление от принятых правил и законов.
Произведение «Свободы сеятель пустынный» — одно из сильнейших стихотворений Пушкина, имеющих острую социальную направленность. Оно пользовалось большой популярностью как среди современников поэта, так и среди революционного движения впоследствии.
Источник
Стихотворение и анализ «Свободы сеятель пустынный…»
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Краткое содержание
Г. Мясоедов. Сеятель. 1888
Содержание стихотворения отличается простотой. Сюжет состоит из двух частей:
- в первой части представлена попытка сеятеля посеять доброе зерно;
- во второй части речь идёт о неготовности земли принять семя.
В качестве вывода следует воспринимать последнее четверостишие произведения.
История создания
История появления на свет данного стихотворения связана с революционными событиями в Западной Европе, а также жизненными проблемами самого Пушкина. Стихотворение было написано в 1823г. В это время поэт находился в Южной ссылке: на протяжении четырёх лет за Пушкиным велось пристальное жандармское наблюдение, угнетающее поэта. Он считал подобную слежку за собой крайне унизительной.
Революционные волнения на территории Западной Европы лишь подливали масла в огонь: там люди активно отстаивали свою свободу и права. Русский же народ категорически отвергал революционный путь решения социальных проблем, предпочитая оставаться в крепостном ярме. Своё личное отношение к возникшей ситуации Пушкин выразил в этом произведении. При жизни автора стихотворение ни разу не было опубликовано по причине того, что в нём поднималась чрезвычайно острая проблема.
Жанр, направление, размер
Стихотворение относится к жанру гражданской лирики. В то же время, во втором куплете присутствуют черты послания и сюжетной лирики. Стихотворение написано в рамках литературного направления «романтизм». Это отражается в наличии яркого конфликта личности с обществом, показанным в произведении. Бездействующая толпа противопоставлена активности творца, желающего одарить свободой людские сердца.
Поэтический размер – излюбленный поэтом четырёхстопный ямб. Пушкин применяет рифмовку двух видов: перекрёстную и кольцевую. Рифма женская/мужская.
Композиция
Композиция линейная: с её помощью в произведении отражается последовательное развитие сюжетной линии:
- Первая часть (семистишие) – идёт прославление сеятеля, провозглашается ценность свободы.
- Вторая часть (шестистишие) – идёт осуждение толпы, которая не готова услышать и принять «клич свободы».
Образы и символы
Особую роль в произведении играют символы, отсылающие к сюжету евангельской притчи о сеятеле. Автор даёт указание на этот факт в эпиграфе: «Изыде сеятель сеяти семена своя». В притче говорится о том, что лишь часть семян, посеянных Христом, взойдёт. Но в притче хотя бы случился небольшой урожай, а в произведении Пушкина урожая не было вовсе: сеятель напрасно потратил своё время. В стихотворении представлена яркая палитра образов:
- образ лирического героя – это творец, обладающий «чистой и безвинной рукой». Он достоин сеять в людях доброе, разумное и вечное. Но проблема в том, что поэт сильно разочарован бесплодностью своих стараний: он «умывает руки», решив больше никогда не смущать покой толпы своей лирой;
- образ стада – под стадом поэт подразумевает людскую толпу, не желающую перемен. Если в Библии паствой называются верующие люди, ощущающие себя пылинками в сравнении с Богом, то в произведении взгляд на общество совсем иной: покорность не является добродетелью, она является пороком. Люди подобны овцам: их стригут и режут, но делает это вовсе не Бог, а правящая элита. Поэт с пренебрежением говорит о народе, которому чужда свобода;
- образ живительного семени – этот образ символизирует политические воззвания и произведения творца. Поэт часто пишет поэтические строки, направленные против власти. Но, к сожалению, большинство людей не желает им внимать;
- образ сеятеля – именно с ним сравнивается лирический герой. Сеятель не оценивает почву на качество, а всего лишь механически исполняет свой долг. Поэт видит «порабощённые бразды» – землю, которая успела окаменеть от социального недуга.
Темы и настроение
Основная тема произведения – разочарование творца не только в собственном даре, но и окружающем его обществе. Поэт не может повлиять на сердца людские, привнести в них жажду истинной свободы. Это осознание погружает его в пучину печали. Поэт понимает: все силы, отданные им во благо народа, не возымели никакого смысла.
Основная идея
Основная идея произведения заключается в том, что любое движение в сторону свободы должно быть всесторонним. Абсолютно бессмысленно ждать добросердечного сеятеля, который придёт, чтобы вырастить семя свободы и счастья. Необходимо затратить много сил, труда, а главное – личной воли, чтобы победить косность, безволие, ограниченность. Поэт доносит до читателей глубокую мысль о том, что рабство находится внутри нас, и никто не сможет победить его, кроме нас самих.
Средства выразительности
Пушкин ради раскрытия темы и реализации идеи стихотворения использует выразительные средства. Они позволяют автору интерпретировать библейский сюжет. В тексте представлены следующие средства выразительности:
- эпитеты – «мирные народы», «благие мысли и труды», «рука чиста и безвинна»;
- метафоры – «порабощённые бразды», «живительное семя»;
- аллитерация – использование звуков «с», «ч», «з»: «Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы?»;
- лексика высокого стиля – «сеятель пустынный», «живительное семя», «бразды»;
- просторечная лексика – «ярмо с гремушками».
Источник